ТОВАРИЩ ФЮРЕР

Жили-были два весёлых хлопца – Гриша и Федя из Одессы (северяне говорят «Одэссы»). Но, поскольку были они одесситы, то звали их «Хриша и Хведя с Одесы».

А Одесса, скажу вам по своему опыту, это такое особенное место, где прижились люди, которым в прошлой жизни было слишком много буквоедской правильности и мало хохмы. К примеру, во всех троллейбусах Советского Союза по трафарету  красными буквами в самом передке салона было начертано: «Разговаривать с водителем во время движения строго запрещено!». А рядом, у окошка, — «Высовывать в окно голову и руки строго запрещено!». В одесском же троллейбусе я видел рядом с водителем убедительный плакат: «Тебе что, больше поговорить не с кем?». А у окошка красовался листок с текстом- «Давай, высовывай голову! Посмотрим, шо ты будешь засовывать обратно».

Так вот, как-то весной Грише и Феде стало скучно. Каждый борется со скукой по-своему. Друзья в поисках вдохновения листали телефонную книгу.

— Ну, надо же! – восхитился Гриша,- У человека фамилия Фюрер!

И прямо тут же у них родился простой план. Всё как на блюдечке: приближается 20 апреля, день рождения Великого Фюрера германской нации Адольфа Гитлера, врага человечества и, особенно, евреев; имеется телефонный абонент Фюрер, да не просто Фюрер, а Семён Яковлевич…

Речь заранее не готовили. Федя проучился целый семестр на актёрском и мог говорить убедительным дикторским голосом. И при этом даже не «шокать» и не «хэкать». И выдавать искромётные экспромты на любые темы с правдоподобным акцентом — на выбор- кавказским ,  московским, прибалтийским, немецким, волжским. Друзья остановили выбор на московском. Сначала хотели было немецкий, но получалось уж очень прямолинейно.

И вот утром 20 апреля года 1989 в тесном коридорчике коммунальной квартиры  требовательно зазвонил телефон.

— Алло! Это товарищ Фюрер?

— Да, а шо ви  хотели?

Федя солидно откашлялся и принялся «готовить почву»:

— Семён Яковлевич, вы меня не знаете, но я очень много слышал о вас. Много читал. О вас помнят миллионы!

—  Ну,  так уж и миллионы! — засмущался Семён Яковлевич.

— Поверьте, я не преувеличиваю. От имени тех, кто выжил и помнит, я поздравляю Вас с Днём рождения!

— Ну, спасибо,  конечно, но день рождения у меня в ноябре…

—  Всё нормально, мы понимаем, что вы вынуждены скрывать свою истинную биографию. Но есть те, кто помнят, что сегодня великий день. Именно сегодня ,20 апреля родился Великий Фюрер германской нации…

— Молодой человек, а я тут при чём?

— Ну как же? Вы же Фюрер?

— Ну  да.

— Вот мы, товарищ Фюрер, и уполномочены поздравить Вас с Днём рождения! Желаем Вам успешно искупить вину перед человечеством…

— Послушай сюда, поц!- заорал Семён Яковлевич — Да я таких как ты  стрелял из катакомбы! Сучий сын непотребный…

На той стороне жизнерадостно заржали на два голоса, и «сучий сын» Федя положил треснувшую и склеенную изолентой телефонную трубку на такой же треснувший и склеенный аппарат…

А Семён Яковлевич, надо сказать, характер имел воинственный и очень часто был «против». Когда по делу, а когда и просто чтобы всласть поругаться. С алкоголем у него были сложные взаимоотношения, поэтому, по принципу «заместительной терапии» в частых и бурных словесных перепалках искал он и находил пьянящее чувство собственной правоты. По этой причине нередко отступал от общих правил и нарушал всё, что можно нарушить. Разумеется, по возможности,  не очень преступая закон, но имея повод смачно побрюзжать и немножко поскандалить. Тем не менее, День Победы, 9 мая Семён Яковлевич чтил, как и все соседи. В этот день он обычно надевал парадный пиджак с медалями и шёл на парад в трогательном единении с людьми, с которыми обычно был «в контрах». А к вечеру, приняв на грудь «100 граммов фронтовых», он крепко ругался со своим другом детства, стопроцентным русским Генкой. Генка  по мобилизации ушёл в 1941 на фронт, контуженный попал в плен. Сильно оголодал и сдуру завербовался в «Белый крест», в ту самую «Айнграфгруппе Титьен», которая гоняла партизан в Белоруссии. Генка божился, что никого не убил. Сам ранен не был- везло. В 45-ом сдались американцам. Те обещали западный рай, а на деле всех, кто до 41-го жил в СССР, оптом сдали Особому  Отделу Красной Армии. Отсидел Генка в Сибири с прочими власовцами, вернулся злой, больной и тихий. Семён Яковлевич с ним принципиально дружил, в обиду не давал. Но 9 мая их идейное противостояние вспыхивало как костёр…

В предвкушении содержательного дня свежевыбритый Семён Яковлевич резво выскочил на звонок телефона – принимать поздравления. Смутно знакомый официальный голос сказал:

— Алло! Товарищ Фюрер, в День Победы Советского народа в Великой Отечественной войне приносим Вам… наши соболезнования!

— Что?- не понял Семён Яковлевич.

— Приносим наши глубокие соболезнования в связи с крушением надежд на победу германского фашизма! Вы, как Фюрер немецкой нации…

— Эй! Это снова опять ты, поц?- заорал в трубку взбешённый Семён Яковлевич — Да я ж тебя!..

На той стороне восторженно загыгыкали двое злоумышленников…

Цвела сирень, наливались  соком белые свечки каштанов, яркое солнце, военные марши. Семён Яковлевич громче всех кричал «Ура!» на параде, вечером зверски поругался и слёзно помирился с другом детства Генкой, но всё было как-то не так. Не привык Семён Яковлевич оставлять за кем-то последнее слово!..

На следующий год, 20 апреля Федя обманул бдительность  «товарища Фюрера» кавказским акцентом и смог безнаказанно поздравить его с Днём рождения.

9 мая Семён Яковлевич уже ждал. Ждал-ждал, потом как-то закрутился и забыл. А злоумышленники позвонили уже  вечером, ближе к салюту и скорбно принесли «свои глубокие, искренние соболезнования». Обругать их в ответ он снова не успел. До чего обидно сделалось! Пошёл пожаловаться другу Генке и получил от него полное сочувствие и «по последним 50 грамм, чтоб им всем пусто было!»…

Регулярные поздравления и выражения соболезнования продолжались десять лет. Гришу и Федю изрядно помяло-пообтрепало: всяческая личная жизнь, бурный мелкий бизнес, затеявшие болеть стареющие родственники. Совсем замотались. И вот тёплым вечером 2000 года Гриша вдруг вспомнил:

— Тю, Хведя, Мы же про Фюрера совсем забыли! Нехорошо получается! Уже почти шо ночь настала.

Только Федя успел поспешно набрать номер и сказать дежурное «Алло!», как раздражённый Семён Яковлевич тут же набросился на него:

-И шо это ви себе позволяете, молодые люди! Где ваше внимание и почтение к старшим?!

— Так мы, это, товарищ Фюрер!.. Позвольте выразить соболезнования…

— Ви это бросьте, молодые люди! Как ви могли забыть поздравить меня с Днём рождения?! Весь день 20 апреля  я был как на иголках, весь день псу под хвост!

 

…Знаете как пронзительно одиноко поздней осенью ночью у моря? Небо никак не может определиться – дождём ему изойти или снегом. Звёзды ушли куда-то по своим звёздным делам. Изредка мигают они растеряно в разрывах туч и прячутся от мокрого ветра. В темноте глухо бухкают волны морские и где-то в глубине себя ворочается неуспокоенная совесть. Что же ты сделал не так, когда свернул не туда? Какого хорошего человека оттолкнул как босяка, а какого гада на груди пригрел?..

Ушла у Гриши жена. По каким-то своим женским надобностям. Сказала обидные гадости, и, не оборачиваясь, вышла. Ещё в сентябре вышла и до сих пор нету. Ничего, что жена у Гриши уже третья, обидно и больно как в первый раз.

Федя разбился насмерть. И выпил-то немного, и дорога была не очень мокрая, и случайно, вроде, всё вышло. А мучает Гришу совесть, что не отговорил, не оставил ночевать…

Друзья как-то поразьехались, родственники поумирали. Нулевой год, обнуление какое-то…

И понесли Гришу ноги по ночному городу по адресу, где не был никогда. «Вот сейчас постучу – думал Гриша- он выйдет заспанный и сердитый, а я ему скажу: Извините, что так поздно, Семён Яковлевич. Уж простите великодушно, это мы с моим покойным другом Федей вас по телефону так некультурно доставали!»

Пока шёл, замёрз как цуцик. Постучал и приготовился ждать. Но дверь открылась сразу. Сухощавый старик, тёмные пятна по лицу, обвисший пиджак с медалями, а в глазах – слёзы.

— Как тебя зовут?

— Гриша.

Семён Яковлевич обнял его как родного.

— Вот, Гриша, у меня друг Гена помер! Сегодня девятый день. Заходи, помянем.

— Так я же, Семён Яковлевич, тот, шо вам десять лет звонил…

— Та я понял уже, заходи. А второй-то где?

— Разбился на машине. Насмерть. Такие вот дела… И жена у меня ушла. Дядя  помер. Перед вами вот виноват…

Семён Яковлевич молча налил по 50, выпили не чокаясь. У обоих помягчело в душе, слеза навернулась, стало легко, щекотно в горле и как-то за свои сантименты неудобно.

— Семён Яковлевич…дядя Сёма…Я хотел бы вас поздравить когда-нибудь с Днём рождения! По-настоящему…

— Так за чем дело  стало? Через три дня уже. А чтоб не прозевал – поживи пока у меня, диван свободен…

Посидели, расчувствовались. Семён Яковлевич откашлялся и, словно опомнившись, сварливо сказал:

— Ну! И чего расселся? Согрелся, так сбегай в дежурный магазин на углу. Возьмёшь себе кефира на утро, а мне – ряженку с Привоза. Да скажи Маше, что это для меня, она знает!

— Слушаюсь, мой Фюрер! – бодро ответил Гриша, шагая навстречу неизбежному мокрому ветру.

                             25.04.2019 г.

       

Добавить комментарий